Экономическая статистика

Прежде всего, разберёмся со статистическими показателями в экономике – это очень непростая тема, ибо тут огромное количество натяжек, противоречий и прямого мошенничества; они практикуются далеко не только в России – но нам-то от этого не легче. Попытаемся всё же разобраться, о чём нам говорят официальные числа и какова реальность.

Промышленность.

Согласно Минэкономразвития (далее – МЭР), с исключением сезонного и календарного факторов (далее – СКО) промышленное производство в 1-м квартале этого года выросло на 1.2% к 4-му кварталу прошлого года. По данным Росстата, в январе-марте выпуск продукции увеличился на 5.9% к тому же периоду 2010 года, причём месяц от месяца прирост замедлялся (+6.7% в январе, +5.8% в феврале, +5.3% в марте). Добывающий сектор окреп на 3.3% в год; производство и распределение электроэнергии, газа и воды сократилось на 1.0%; таким образом, главный вклад в итоговое увеличение внесли обрабатывающие отрасли, показавшие прирост на 10.6% к январю-марту прошлого года – хотя и тут имеет место некоторое замедление. Увы, не стоит спешить радоваться, ибо львиная доля (по нашим прикидкам, от двух третей до трёх четвертей) роста обрабатывающей промышленности пришлась на производство легковых автомобилей – тут действует госпрограмма стимулирования, благодаря которой, отрасль нарастила выпуск продукции на 120%. Действие программы заканчивается, к тому же долгоиграющий стимул до дна вычерпал отложенный, текущий и даже отчасти будущий спрос – поэтому неизбежен спад в автопроизводстве, а значит, и в обрабатывающем секторе и промышленности в целом. А пока что уровень промышленного производства в целом успел вернуться к числам 2008 года, отыграв почти весь 15%-ный кризисный обвал; но при этом ключевой сектор машиностроения и металлообработки находится лишь на уровне второй половины 2003 года. Кстати, по последним данным Росстата, в апреле замедление в промышленности продолжилось: в целом выпуск показал годовой рост лишь в 4.5%, а обрабатывающий сектор – в 5.3%; оба значения минимальны с осени 2009 года.
 

Рис.1. Индексы промышленного производства и обрабатывающей промышленности, СКО. Источник: Росстат

Инвестиции и строительство.

Начало 2011 года выдалось крайне тяжёлым для инвестиций – согласно МЭР, в первом квартале отмечен обвал СКО на 15.4% к последней четверти 2010 года; против января-марта прошлого года спад составил 1.5%. При этом строительная активность сократилась лишь на 4.8% в квартал и выросла на 1.6% в год – это означает, что расходы на оборудование рухнули даже сильнее, чем общий инвестиционный показатель. Имеет место и спад в жилищном строительстве. В первой четверти сего года он составил 2.2% против того же периода годом ранее; это несмотря на то, что отдельно в марте отмечен всплеск на 13.5%: зима прошлого года была заметно холоднее последней, оттянув сроки ввода жилья с марта (когда случилось падение на 21.9%) на апрель (рост на 15.4%) и образовав эффект базы (низкой – в марте и высокой – в апреле). Так что данные апреля сего года будут в изрядном минусе, ещё более ухудшив годовую динамику жилищного строительства в целом с начала года – а ведь тут и в прошлом году произошло снижение (на 2,4%). Внешний приток денежных средств в этой сфере пересыхает: в 2010 году прямые иностранные инвестиции в российскую экономику упали на 13.2%; а за два последних года в целом показатель уполовинился. Итак, в инвестиционной сфере дела обстоят печально.

Рис.2. Инвестиции в основной капитал, СКО. Источник: Росстат

Сельское хозяйство.

Аграрный сектор начал сжиматься с опозданием к остальной экономике в полтора года – с февраля 2010 года; жуткое лето существенно ослабило отрасль – но затем в ней началось восстановление. Однако зимой этот импульс роста иссяк – и теперь показатели не блещут: в целом за первый квартал отмечен рост на 0.7% против того же периода 2010 года; а ведь уже прошлый год отметился спадом в отрасли на 11.9%. Надо думать, летом динамика будет лучше (из-за эффекта низкой базы год назад), но пока огорчают худшие за весь кризис годовые изменения в животноводстве (мясо, молоко, яйца, корм для скота) и слабая посевная в земледелии. Разумеется, резкий рост цен на топливо и корма тоже не способствует оптимистичному настроению аграриев. С другой стороны, крепкий рубль, стимулирующий импорт продуктов питания и текстильного сырья, грозит окончательно добить некоторые сектора сельского хозяйства.

Рис.3. Сельскохозяйственное производство. Источник: Росстат

Транспорт.

Грузооборот российского транспорта в 2010 году несколько восстановился после предыдущего обвала (+6.9% против –10.1% в 2009 году), однако в первом квартале сего года приращение замедлилось до 3.7%, причём мартовская динамика (+1.4%) разочаровала. Совсем невесёлой становится картина, если вместо оборота рассматривать количество транспортированного груза – т.е. не учитывать дальность перевозок, которая растёт обычно с увеличением доли сырьевых поставок: прокачки по трубопроводам осуществляются в среднем на более внушительные расстояния. В таком ракурсе обвал 2009 года и вовсе едва не перебил минимум 1998 года – ещё какие-то 5% снижения, и показатель (который и без того оказался в 2.5 раза слабее, чем в 1980 году) улетел бы куда-то в район значений 1950-х годов. Достаточно слабым остаётся и пассажирооборот транспорта общего пользования – но тут, очевидно, виновато увеличение числа личных автомобилей. Ситуация в отрасли в целом выглядит не слишком радужно.

Рис. 4. Транспортные грузоперевозки, десятичный логарифм. Источник: Росстат

Внешняя торговля и корпоративные финансы.

Бурный рост мировых цен на сырьё нарастил экспортную выручку российских фирм; а затем он же породил повышенный спрос на рубль и рост курса российской валюты – из-за чего стал активно распухать уже импорт. Ещё в первом полугодии 2010 года первый фактор был весомее: в тот период экспортная выручка выросла на 51.3% к тому же периоду годом ранее, а стоимость импорта – лишь на 26.0%. Однако затем всё изменилось: в июле-сентябре прошлого года эти же показатели составили +18.4% и +39.5% соответственно, в октябре-декабре – +18.1% и +26.7%, а в январе-феврале сего года – уже +20.0% и +40.1%. Благоприятная внешняя конъюнктура помогла корпоративным финансам – российские компании в 2010 году получили прибыль в 6.1 трлн. рублей (+19.5%). Но и тут вся радость пришлась на первый квартал, в остальные 9 месяцев случилось падение на 2.5% к тому же периоду 2009 года, а отдельно за четвёртый квартал – аж на 21.3%: и ведь это ещё номинальные числа – а с учётом инфляции всё заметно печальнее. Но даже такие куцые радости имеют невесёлые последствия: частный сектор вывозит капитал – это процесс активно шёл в 2009-10 годах и продолжается: в первом квартале сего года вывезено 21.3 млрд. долларов – в 1.5 раза больше, чем годом ранее.

Рис.5. Доллар-рубль. Источник: SmartTrade

Подводя итог этому разделу, отметим, что бурный рост глобальных рынков сырья порадовал добывающие отрасли российской экономики, а также бюджет, рост поступлений в который позволил иметь в стране ряд стимулирующих программ (в частности, автомобильную) и тем самым оживить обрабатывающие отрасли. В то же время мощный приток валютной выручки экспортёров увеличил предложение иностранных денег, заставив рубль подорожать – а это, в свою очередь, сделало выгодным импорт, стало подрывать производство в отраслях, работающих на внутренний спрос, и негативно отразилось на выпуске в целом.
 

Инфляция, сфера услуг и уровень жизни

Тему инфляции мы не случайно вынесли в отдельный раздел – ведь цены явно или неявно присутствуют в большинстве экономических показателей. Вот ВВП: есть поток расходов, суммируем добавленные стоимости – выходит искомый показатель в текущих ценах; чтоб выяснить реальную динамику, нужно привести его к ценам какого-то прошлого периода – для чего нужен индекс-дефлятор. Или розничные продажи: сравниваем выручку ритейлеров месяц (год) назад и сегодня – для чего опять создаём подобающий дефлятор. И так далее – почти никакая экономическая статистика без индексов цен не обходится. Потому-то правящие махинаторы на всей планете рассматривают индексы цен, как основной объект для своих "инноваций". В нынешние времена в этой сфере актуальны пять главных их типов.

Во-первых, плавающий характер корзины товаров и услуг, по которой высчитывается ценовой индекс – туда входят не товары, а их группы. Например, бифштекс – это не товар, а название группы, куда входит также гамбургер: если по итогам периода последний подорожал слабее первого, то выкидывается бифштекс и считается цена гамбургера; а если наоборот – бифштекс возвращает утраченные позиции. Обоснование – гипотеза "идеальной субституции": человек есть чистый потребитель, действующий сугубо рационально и пытающийся минимизировать расходы. Т.е. если, к примеру, в Испании подорожал хамон (сыровяленый свиной окорок), то испанец может сразу переключиться на беркширскую ветчину – но в реальности он этого не делает, а продолжает покупать именно любимый хамон, пусть выросший в цене; такое упрямство сводит с ума правящих монетаристов по всему миру – особенно в Европе. Таким образом, означенная гипотеза нереалистична – и только занижает инфляцию.

Во-вторых, структура корзин. В США инфляция недооценивается из-за входящей в корзину CPI (индекс потребительских цен) аренды жилья – её стоимость падает вместе с ценой домов, приуменьшая общее инфляционное давление. Дело в том, что на практике непропорционально большая часть арендаторов живёт в экономически активных регионах, где есть хорошая работа; аренда там недёшева – но статистики-то усредняют ставки равномерно по всей стране, включая депрессивные регионы и мелкие городки, чем занижают итог. Кроме того, разные методики пользуют разные корзины – в США есть CPI (индекс потребительских цен) и PCE (цены потребительской корзины): вроде одно и то же – но корзины разные. Британцы издавна считали индекс розничных цен – но ЕС заставил их вычислять CPI по своей методике: по идее, итоги должны примерно совпасть – но реально первый выше второго в полтора раза. В России кроме потребительской инфляции (ИПЦ) есть фиксированный набор товаров и услуг (ФНТУ): за январь сего года первая выросла на 2.4% в месяц и 9.6% в год, а второй показатель взлетел на 4.1% и 13.2% соответственно; с января 2003 года средний темп годового роста ИПЦ равен 11.0%, а ФНТУ – 13.6%; как видим, разница существенна – а т.к. в дефляторы входит ИПЦ, они все и занижены.

Рис.6. Расхождение ИПЦ и ФНТУ с 2002 года. Источник: Росстат

Третий тип мошенничества касается отдельных товаров внутри корзин – тут происходит криминальная подтасовка, когда нерепрезентативная выборка или прямые подлоги дают неверное значение цены на конкретный товар. Для России в последнее время явный пример – это хлеб: по подсчётам Росстата, он за 2010 год подорожал всего на 7.6% - хотя было вполне очевидно, что реальный темп роста цен куда выше. Особенно наглы такие махинации при вычислении прожиточного минимума – в чью корзину включаются несъедобные и вредные для здоровья, но дешёвые продукты; по товарам длительного пользования завышается срок жизни до износа – не секрет, что он изрядно упал за последние десятилетия, но применяются длительности ещё советского периода, ну и т.д.

Далее, манипуляции охватывают процесс усреднения цен разных товаров внутри корзины. Казалось бы, это чисто математическая процедура – у всех групп есть веса: считаем средневзвешенную цену и всё – не тут-то было. Представьте себе для простоты, что в корзине всего два продукта – один подешевел на 20% в год, другой на столько же подорожал: ситуация реальна, к примеру, для августа-сентября, когда фрукты и овощи сезонно дешевеют, а коммунальные услуги у нас всегда дорожают на двузначные проценты в год. Пусть средний размер расходов на каждый из этих продуктов (а значит, и их вес в итоговой корзине) одинаков – тогда логично думать, что суммарная инфляция равна нулю, т.е. среднему значению между +20% и –20%, взятым с одинаковыми весами: но статистики сообщат, что имеет место дефляция на 2% с лишним. Как такое возможно? – очень просто: они считают средневзвешенное не арифметическое, а геометрическое – в данном случае, квадратный корень из произведения 1.2 и 0.8; и выходит чуть меньше 0.98 – вот и минус 2% вместо законного нуля. Тут бывают и другие мелкие пакости, но в целом всё и так понятно.

Последняя махинация называется "гедонистические индексы" – с середины 1990-х в цены закладывается растущее "наслаждение" потребителя от современных товаров. В США такой подход охватывает компьютеры, аудио- и видео-, стиральные машины, холодильники, одежду и даже школьные учебники. Если цены за год выросли на 7%, но товар стал приносить потребителю на 2.5-3.0% больше наслаждения, то показывается инфляция в 4.2%. Но расчёт цен не может включать качественные оценки – даже безотносительно субъективности: то, что новый ноутбук на 25% производительнее старого, ничего не даёт – нельзя же купить 0.8 ноутбука! Покупаем целый агрегат – и платим за него запрошенную сумму, а не "гедонистически уменьшенную". Для оценки инфляции надо вычислить динамику реально уплаченных за товары денег – если же вместо этого заниматься "гедонистическими" изысками, то выйдет невесть что. Так, если, по мнению статистиков, новые куртки приносят на 10% больше наслаждения, чем старые, то при их удорожании на 3% будет показано удешевление на 7% - но ваш кошелёк его не увидит, ведь никто не умеет вводить гедонистические проценты и платить гедонистические зарплаты. Такой подход совсем абсурден при расчёте ВВП – коль скоро нельзя купить 0.91 куртки (новая-то куртка на 10% доставит больше удовольствия!), покупаем целую куртку, как и раньше: ничего не изменилось – но статистика покажет, будто между покупками случился рост "курточного ВВП" на 10%.

Особенно явно игрища с инфляцией отражаются на показателях сферы услуг и индикаторах уровня жизни. Поэтому мы сомневаемся в реальности роста розничных продаж в первом квартале на 4.7% к тому же периоду 2010 года – замените официальный ИПЦ хотя бы на ФНТУ (более адекватный, но тоже заниженный), и сразу темп ужмётся до 1.4%. То же касается платных услуг: связь растёт непрерывно (а как это проверить?), в начале года заметную прибавку показали жилищные услуги – хотя взлёта капитальных ремонтов что-то не заметно; выросли коммунальные услуги – но последняя зима была теплее прошлой, так что увеличение тут весьма странно. Скорее всего, речь идёт о недооценке дефляторов: за последний год цена жилищно-коммунальных услуг (отопление, водоотведение, водоснабжение горячее и холодное, содержание и ремонт жилья) лично у нас выросла на 42%, а электроэнергии – на 31%; меж тем, Росстат утверждает, что в этой сфере прибавка составила 7-18%; разумеется, частный пример – не статистика, но вопиющий контраст наводит на размышления. Так же вопиёт и контраст даже официальных чисел инфляции с 2000 года по сию пору: ИПЦ вырос в 4 раза, услуги ЖКХ – в 18 раз, а реально – ещё больше. Несколько странна также изрядная разница цен потребителей (CPI) и производителей (PPI): первые в январе-апреле давали годовую прибавку в 9.5-9.6%, а вторые – 20-21%. Но даже при хронической недооценке инфляции реальные зарплаты и душевые доходы ушли в минус с годовой динамике – если же цены считать корректно, то в марте падение тут составит весьма внушительные 3-7% в год. Итак, инфляция съедает даже те немногие достижения в сфере уровня жизни, которыми могли бы похвастаться российские власти.

ВВП и финансовая политика

Обычно интегральную картину происходящего в экономике принято характеризовать показателем ВВП – строго говоря, это неверно, но в первом приближении нам это подойдет. Здесь творится нечто странное: в сентябре прошлого года Росстат пересмотрел номиналы (в рублях по текущим ценам) ВВП с 2002 года – мол, структура промышленности изменилась, надо уточнить; в реальности за 2002-2008 годы все данные понижены, но слабо (не более, чем на 0.3%), зато за 2009 год число повышено сразу на 1.0% - видимо, для того всё и затеяно. Но вскоре оказалось, что то был лишь старт большого пути: в начале сего года статистики втихую поменяли значения последних трёх лет, отняв от 2009 года 0.8% из только что добавленных 1.0% - да и 2008 год опустили на 0.4%. А в апреле последовала уже третья ревизия – причём радикальная: в 2009 году первый квартал опустили на 1.1%, а остальные – на 0.8% каждый; в 2010 году первая четверть сокращена на 2.9%, а вторая – на 2.2%; третья повышена на 0.8%, а четвёртая – аж на 3.6%. Казалось бы, столь серьёзные уточнения должны вызвать заметные изменения в показателях динамики ВВП за каждый квартал – ничуть не бывало: всё осталось по-прежнему – и это похоже на какой-то нелепый фарс.

Мы пытались оценивать ВВП самостоятельно – и исходя из отраслевых показателей Росстата, и по номинальным числам, но со своими прикидками дефлятора. Оба метода приблизительны, ибо основаны на перманентно пересматриваемых официальных числах – но в целом результаты похожи на правду: по итогам 2009 года зафиксирован спад на 9-11%, а в 2010 – рост на 1.5-2.5%; официоз даёт за те же годы –7.8% и +4.0%. Сложнее оценить январь-март сего года, поскольку Росстат, МЭР и Минфин дают три разных номинальных значения с расхождением более чем в 3% друг от друга! Наши оценки видят всё же приращение в 1.5-2.0% к тому же периоду прошлого года. Однако официальные ресурсы утверждают, что прибавка составила не то 4.5% (МЭР), не то 4.1% (Росстат): основное расхождение – в дефляторе, который явно недооценивается. К тому же у Росстата есть "статистическое расхождение" – разница оценок ВВП, полученных методами потока доходов и потока издержек: оно в последние годы росло, составляя –1.4% ВВП в 2008 году, –2.2% в 2009 и, наконец –2.6% в 2010 (минус означает, что доход каждый раз оказывался ниже расходов). Т.е. лишь в прошлом году добрый триллион рублей якобы сделанных продаж где-то потерялся, а где именно, можно только гадать: так, в статистике платёжного баланса Банка России есть сумма выведенных денег по фиктивным контрактам – и, о чудо! она очень близка к "расхождению" Росстата, который, видимо, учёл липовые продажи как реальные. Но и это ещё не всё.

Чтобы рассудить, наша или казённая оценка ближе к истине, сопоставим динамику ВВП и грузооборота транспорта – он является отличным индикатором производственной сферы и той части сферы услуг, где прибавка выпуска порождает рост перевозок. В структуре добавленной стоимости 66-70% приходится на отрасли, выпуск в которых линейно связан с объёмом перевозок – это промышленность, сельское хозяйство, рыболовство, строительство, транспорт и торговля; вопреки расхожему мнению, за последние 10 лет доля этих секторов в ВВП почти не менялась – так что и весь ВВП должен неплохо коррелировать с грузооборотом. Возможны колебания – например, если объём перевозок стабилен, но растёт среднее расстояние (увеличиваются поставки на экспорт по трубопроводам): так было во второй половине 1970-х, что дало опережающий рост грузооборота, но затем благодаря экспортной выручке потребительский сектор (особенно сферы услуг) расширился и компенсировал расхождение. До 1998 года ВВП и транспорт в целом синхронны и при росте, и при падении; но в 2000-е официальный ВВП вдруг улетел вверх от грузооборота – хотя, повторим, значимых структурных сдвигов не случилось. Наши поправки на дефлятор восстанавливают синхронность, так что гипотеза о хроническом занижении цен выглядит резонной. Масштаб искажения велик: в целом с 1998 по 2008 год ВВП вырос не на 94%, как настаивает Росстат, а лишь на 55-60%. Но тогда пик 2008 года был не выше, а ниже вершины 1990-го; сейчас мы по объёму ВВП находимся на уровнях первой половины 1980-х – или, если угодно, первой половины 1990-х, что то же самое.

Рис.7. ВВП и грузооборот транспорта. Источник: Росстат, ЦСУ СССР

Финансовая политика государства беспорядочна. По оценкам Минфина, бездефицитный бюджет в этом году возможен лишь при средней цене нефти в 115 долларов за баррель – а с учётом неизбежных в скором будущем обильных предвыборных посулов всё ещё хуже; между тем, 10 лет назад в казне был профицит при 20 долларах за баррель! Но если сбалансировать бюджет при более дешёвом сырье, то ВВП сразу уйдёт в минус – так же, как и в других развитых странах мира, чьи экономики поддерживаются на плаву лишь благодаря обильному дефицитному финансированию. Зато власти пользуют средства денежной политики – весьма бестолково: сейчас они стали "бороться с инфляцией" посредством монетарного ужесточения – хотя оно бесполезно. С осени прошлого года темп годовой прибавки денежной базы и широкой массы (агрегат М2) стал замедляться и дошёл уже до минимума с декабря 2009 года – судя по графикам, это породит замедление инфляции с задержкой примерно в год. Стало быть, монетарные факторы сами идут на спад – а все прочие (тарифы монополий и валютная выручка экспортёров) не затрагиваются повышением ставки, поэтому действия Банка России бессмысленны. Что, однако, не сказывается на заработке главного банкирастраны: декларация главы ЦБ РФ показывает, что в 2010 году он заработал 22.7 млн. рублей или (по среднему курсу 2010 года) свыше 750 тыс. долларов, на фоне которых господа Трише (доход вдвое меньше) и Бернанке (вчетверо) выглядят жалко. Видимо, после "лучшего в мире министра финансов" Кудрина скоро появится и лучший в мире центробанкир Игнатьев.

Рис.8. Годовая динамика денежной базы и ИПЦ. Источник: Банк России, Росстат

Фискальная политика России также непоследовательна и чревата неприятностями. В предыдущие годы уровень налоговой нагрузки на экономику был умеренным – он сократился примерно до 50% совокупной прибыли, что характерно для развитых стран. В то же время в развивающихся странах (включая КНР) этот показатель достигает 60-65% - но во многих из них в государственной собственности находятся ключевые отрасли, обеспечивающие как социальную стабильность, так и низкие издержки для остальных секторов экономики: транспорт, связь, финансы и др. – что компенсирует бизнесу повышенную налоговую нагрузку. Кроме того, в России гораздо выше прочие издержки (от стоимости рабочей силы и производственных сооружений до криминала и коррупции), вследствие чего объём накопленных в нашей экономике прямых иностранных инвестиций на порядок ниже азиатских лидеров. В таких условиях повышение налогов, стартовавшее в 2011 году (пока на 2.3%, но ведь это только начало), уже породило отток капитала за рубеж, спад иностранных инвестиций и общее снижение темпа экономического роста – по оценкам МВФ, только это урежет прибавку ВВП на 1.1-1.2% в год; а исходя из приведённых выше оценок реальной экспансии экономики, получается, что фискальные аппетиты Минфина едва ли не обнулят рост ВВП. С другой стороны, плачевное положение казны предоставляет минимальный выбор правительству, не способному установить элементарные порядок и законность в стране – просто потому, что все главные бенефициары беззакония так или иначе аффилированы со структурами власти всех уровней Российской Федерации.
 

Демография

Демографические показатели являются лучшими индикаторами качества жизни в стране –они учитывают и экономику, и социальную систему, и организацию здравоохранения. Но и здесь приходится иметь дело со статистическими приколами. Так, достоверность чисел Росстата отлично иллюстрирует обзор смертности от внешних причин в 2010 году: якобы смертность от случайных отравлений алкоголем по сравнению с 2009 годом сократилась в Нижегородской области в 28 раз, в Красноярском крае – в 11 раз, в Северной Осетии – в 7 раз и ещё в 13 субъектах федерации – в 3-5 раз. По ряду регионов даны нереальные падения уровней убийств, самоубийств и ДТП – и кто в это поверит? Рекордсменом по убийствам стала Чечня – всего лишь 0.9 случая на 100 тыс. человек населения: в 16 раз ниже среднего уровня по России и лучше самых благополучных стран Европы, Америки и Австралии; вот где земной рай-то! Но в остальном демография России – это ад: смертность одна из высочайших в мире (впереди лишь самые нищие африканские страны и Афганистан), вдвое превышая среднемировой показатель. Рождаемость печальна издавна – нетто-коэффициент воспроизводства (число будущих матерей, рождённых одной нынешней) пал ниже единицы ещё в 1964 году; обвал голодных 1990-х лишь слегка отыгран в изобильные 2000-е. Но тут Россия хоть сравнима с развитыми странами, а вот смертность совсем плоха.

Рис.9. Нетто-коэффициент воспроизводства населения России. Источник: ООН, статистические органы Российской империи, СССР и РФ

Согласно методике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), причины смертности делят на естественные (заболевания: инфекционные и прочие) и внешние (убийства, самоубийства, отравления алкоголем, ДТП, утопления, пожары, производственные травмы и т. п.) Эти показатели немало говорят об обществе. Смертность от инфекций сигналит о базовом здравоохранении: эпидемиологии, санитарии, профилактике – о цивилизованности в этих сферах. Прочие заболевания суть следствия состояния окружающей среды, образа жизни, диагностики – более высоких сфер цивилизации. Наконец, смертность от внешних причин говорит о повадках народонаселения и качестве социума в целом. В России всё это имеет свою специфику – лучший показатель смертности был в кризисном 1998 году и соседнем с ним 1997, а достижения последних лет не дотянулись до тогдашних уровней. Причина проста – по всем доступным данным (с 1965 года) смертность от естественных причин тесно связана с числом пожилых людей (мужчины старше 50, женщины старше 60) с задержкой в год; а от внешних – с количеством мужчин среднего возраста (40-44 года). У первой пары показателей коэффициент корреляции по 46-летней выборке 0.96; по второй он равен 0.79 – видимо, потому что до второй половины 1980-х мужчины среднего возраста принадлежали к приличным довоенным поколениям; но после 1985 года эту нишу заполнили люди послевоенных генераций более скверного качества – начиная отсюда, зависимость усиливается, и коэффициент корреляции достигает 0.88.

Рис.10. Смертность от внешних причин и доля мужчин 40-44 лет в населении (индексы). Источник: Росстат

С пиков 2001/02 годов число мужчин 40-44 лет пало в 1.4 раза – и смертность от внешних причин снизилась в 1.6 раза. Так же максимум пожилых людей в 2002 году вызвал пик естественной смертности в 2003, а минимум 2006/07 – яму 2007/09. Численность поколений у нас сильно колеблется из-за катаклизмов первой половины XX века – вот и теперь число пожилых уже растёт, а после 2013 года будет всё больше средневозрастных мужчин; так что смертность вырастет опять. Поэтому не стоит обольщаться минимумами последних лет – да и в расчётах резоннее брать средние числа за 10-12 лет. Последний обзор ВОЗ странам мира даёт числа 2004 года – для нас они как раз около этих средних. Для удобства восприятия выделим Россию, а прочие страны сгруппируем в 20 регионов (в том числе один из бывших советских республик, кроме среднеазиатских и РФ) и выведем средневзвешенные показатели на 100 тыс. жителей каждой группы. Смертность от инфекционных заболеваний выглядит не так страшно – спасибо советской власти, страшных эпидемий нет: мы занимаем восьмое место, разделяя развитые и развивающиеся страны – от первых отставание в 1.9-3.5 раза, а вторые много хуже. Смертность от прочих заболеваний (основной компонент общей смертности) показывает, что бывший СССР во главе с Россией на последнем месте, отставание от всех (кроме самых нищих регионов Африки) безнадёжное. Смертность от внешних причин ужасна – мы не просто на последнем месте, но очень прочно: даже искажающие реальность числа последних лет позволили бы России едва обогнать лишь Центральную Африку; причём тут даже бывшие советские республики далеко впереди.

Рис.11. Смертность по видам и регионам мира. Источник: Всемирная организация здравоохранения

Разумеется, высокая смертность возникает из высокой заболеваемости. Политика российского государства в области здравоохранения в целом потерпела неудачу – если, конечно, смотреть не на числа врачей или посещений в поликлиниках, а на успехи в укрощении болезней. Уровни заболеваемости по ключевым группам болезней выросли с 2000 по 2009 год на 28-56%, причём круче и монотоннее других растут болезни системы кровообращения (т.е. сердечно-сосудистые), которые в большей степени зависят от системы профилактики, образа жизни, социальной и природной среды – на что может и должно влиять государство; то же касается резко ускорившихся в последние годы осложнений беременности и родов. Ещё хуже дела с болезнями детей – за 2000-2009 годы рост до 89%. Государство проводит истеричные реформы, лишь дезорганизуюшие отрасль; снабжение лекарствами устроено плохо и коррумпировано. Последний скандал вокруг доклада детского хирурга Рошаля показателен – и вообще очевидно, что народонаселение становится всё более больным, отчего демографические показатели явно не улучшатся.

Рис.12. Заболеваемость по основным группам болезней. Источник: Росстат
 

Рис.13. Детская заболеваемость по основным группам болезней. Источник: Росстат

Устойчивость и потенциал развития

Замедление роста мировой экономики очевидно. Как и ожидалось, эмиссия денег вСША и КНР вкупе с дефицитным финансированием из казны привели к всплеску инфляции, породившему падение совокупного спроса. Вероятно, вскоре мы увидим ограничительные меры в сфере денежной политики со стороны ФРС и других ведущих центробанков мира, что чревато новым раундом уже дефляционного сжатия (по образцу 2009-2010 годов). Размер госдолга большинства развитых стран неприемлем и грозит массовым бегством инвесторов из казначейских облигаций этих государств, что подбросит процентные ставки и ввергнет экономику в рецессию. Всё это реально – и надо понять, как Россия готова встретить очередную волну кризиса. Речь именно об устойчивости к кризису, а не о текущих показателях – сырьевая экономика может бурно расти, а потом столь же агрессивно падать. Т.е. важно не то, как мы встречаем позитивные внешние события – а то, что мы можем сделать в ответ на ухудшение их фона. Часть ответа очевидна. Печальный опыт "пожарного" лета 2010 года показал, что системы кризисного реагирования должны быть готовы к худшему, пусть даже и нечасто происходящему. Более того, обществу необходимы встроенные стабилизаторы, которые в лучшее время задействованы слегка, а в худшие активизируются. Это не только обычные для государства службы (оборона, безопасность, охрана правопорядка и исполнение наказаний), но и современные функции: социальная сфера, инфраструктура (транспорт, связь, энергетика, ЖКХ), доступность жилья, финансовое регулирование и стимулирование некрупного бизнеса – поговорим о них.

Сначала о социальной сфере. Золотой дождь нефтедолларов, пролившийся на казну, мало отражался на положении пенсионеров – по данным Росстата, отношение средней пенсии к прожиточному минимуму пенсионера после провала 1999-2000 годов вернулось лишь к 100%: т.е. средняя (не минимальная!). Пенсия в стране-экспортёре сырья на пике его цен всего лишь равнялась куцему прожиточному минимуму пенсионера – это хуже периода 1992-98 годов. Причём бизнес вполне почувствовал взлёт экспортных доходов – зарплаты росли быстрее инфляции; но власти жалели денег на пенсионеров – и отношение средней пенсии к средней зарплате в течение 2000-х годов непрерывно снижалось, к 2007 году достигнув минимума за много десятилетий в 23% (почти вдвое хуже числа 1995 года). Начиная с 2008 года, пенсии резко пошли в рост – к 2010 году они взлетели до 165% прожиточного минимума пенсионера, а их отношение к средней зарплате превысило 35%. К сожалению, этот позитив не подкреплён оптимизацией пенсионной системы – просто расширилась дыра в Пенсионном фонде, которую покрывает бюджет. В любом случае резкий рост трансфертов хорошо помог стимулировать расходы и тем умерить кризис. Но в остальном социальная политика государства остаётся ниже всякой критики – такие измерители неравенства, как "децильный коэффициент" (или коэффициент фондов – соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных) и индекс Джини в течение всех 2000-х годов непрерывно росли. Зато в списке Форбса всё больше долларовых миллиардеров из России…

Рис.14. Отношение средней пенсии к прожиточному минимуму пенсионера, %. Источник: Росстат
 

Рис.15. Отношение средней пенсии к средней зарплате, %. Источник: Росстат.
 

Рис.16. Измерители социального неравенства – децильный коэффициент и индекс Джини. Источник: Росстат.

Теперь об инфраструктуре страны. В общей протяжённости автодорог общего пользования с твёрдым покрытием (кроме местных, которые до 2006 года не учитывались в числах Росстата) уверенный рост 1990-х сменился в начале 2000-х инерционной стагнацией, за которой, начиная с 2005 года, пошло снижение, уже достигшее 17%. На самом деле всё ещё печальнее, ибо "дорога с твёрдым покрытием" - это официальная формула, за которой скрываются в основном гравийные и щебёночные дороги (около половины от общей длины дорог с твёрдым покрытием), о чём говорит и Росстат. Того, что можно назвать приличной дорогой – шире 7 метров и с покрытием, допускающим движение со скоростями выше 100 км/ч – в России меньше, чем в любой из соседних скандинавских стран. Похожие процессы и в количестве доступных к использованию транспортных средств, сократившемся в полтора раза. Разумеется, спрос тоже упал, т.к. много домохозяйств обзавелись личными авто; но в кризисные времена немало людей пересаживаются на общественный транспорт (что и случилось в 2009 году, когда впервые за много лет выросло число автобусов), поэтому тут нужен резерв – а его в наличии нет; и частные маршрутки далеко не факт, что сумеют возместить недостачу. В последнее время РЖД запустили ряд скоростных поездов – но России больше нужны скоростные дороги, чем поезда, ездящие по старому полотну. К тому же это улучшает коммуникацию лишь между мегаполисами (сообразно концепции развития гигантских агломераций), а средние и малые поселения по-прежнему оставлены умирать. Итак, помимо редкого позитива для мегаполисных агломераций, важнейшая для связности всей страны в целом дорожная инфраструктура, и без того чрезвычайно слабая, в XXI веке стала ещё и активно деградировать.

Рис.17. Протяжённость автодорог общего пользования с твёрдым покрытием, без местных. Источник: Росстат
 

Рис.18. Наличие средств общественного транспорта. Источник: Росстат
 

То же в жилищно-коммунальной сфере. Реальное состояние систем подачи горячей воды, отопления и канализации, а также электросетей контролировать тяжело – сектор ЖКХ закрыт и коррумпирован. Но даже официальные данные Росстата показывают, что доля требующих замены коммуникаций в канализации, тепло- и водоснабжении растёт с 1990-х годов неизменным темпом – несмотря на взлёт коммунальных тарифов; та же картина и в потерях тепла – они растут перманентно, причём процесс особо активизировался с началом "модернизации". Всё это тревожно – в России, сильно зависимой от внешней сырьевой конъюнктуры, лишь всплески последней дают лёгкую возможность ремонта и обновления инфраструктуры, позволяющих спокойно переживать трудные времена; на сей раз тучные годы профуканы – значит, будет тяжело в годы тощие, когда непросто найти денег на коммуникации. Доступность жилья массовому покупателю была невелика всегда – но национальный проект "Доступное жильё" довёл её до фантасмагории: к середине 2008 года индекс недоступности жилья (отношение медианной цены квартиры к медианному доходу домохозяйства) достиг 7.8 для вторичного рынка и 11.4 для первичного – т.е. Россия в среднем (!) достигла уровней курортов Калифорнии; а Нью-Йорк, Лос-Анджелес и даже Силиконовая долина отстали. В кризис жильё подешевело, но указанный индекс снизился лишь до 6.9 для вторичного рынка и 8.8 для первичного. Меж тем, считается, что хороши числа ниже 3.0; а если они выше 5.0, то жильё "чрезвычайно недоступно".

Рис.19. Доля нуждающихся в замене коммуникаций в сфере ЖКХ. Источник: Росстат
 

Рис.20. Процент потерь тепла в теплосетях. Источник: Росстат
 

Рис.21. Индекс недоступности жилья. Источник: Росстат, собственные оценки
 

О финансовой политике мы уже написали, а о малом бизнесе просто приведём некоторые числа. В России в 2009 году было зарегистрировано 1.6 млн. малых и микропредприятий, т.е. примерно 11 предприятий на 1000 человек населения – и далеко не все из них реально работали. Во всех субъектах малого предпринимательства работает 11.2 млн. человек – около 15% рабочей силы; малый бизнес производит 10-15% ВВП России. Для сравнения: в США 74 малых предприятия на 1000 человек населения, в Италии – 68, в Великобритании – 46, во Франции – 35, в ЕС в целом – 45, в Японии – около 50. В малом бизнесе занято 80% рабочей силы Японии и свыше 50% в США и ЕС; в Штатах именно в малом бизнесе трудится около 40% специалистов в области высоких технологий и новейшего оборудования – в России такого нет и близко, зато есть (был?) национальный проект "Нанотехнологии", не менее успешный, чем "Доступное жильё". Наконец, доля малого бизнеса в ВВП в развитых странах уверенно превышает 50%, а в ЕС – даже 60%. Четверть малого бизнеса России приходится на Москву – а во всех крупных городах находится подавляющая часть этого сектора. А ведь важен бизнес не просто малый, а местный, ориентированный на внутренний спрос своего города – он создаёт каркас устойчивости общества в целом. И если с малым бизнесом в целом дела обстоят плохо (кстати, представьте, какой ценой даются его 10% ВВП, если дань "проверяющим органам" составляет половину этой величины по официальным оценкам МЭР 2008 года), то с местным никак – его не видно.

Вывод

Российская экономика в последние десятилетия в основном повторяет колебания глобальной сырьевой конъюнктуры: низкие цены на топливо и металлы в 1990-е годы породили спад, а их укрепление в 2000-е стимулировало рост. Зависимость от внешнего спроса заставила экономику России с осени 2008 года последовать за ведущими странами мира и завалиться – но масштабная эмиссия, проводимая в большинстве зарубежных экономических лидеров, к концу 2009 года выправила и нашу ситуацию. Тем не менее, основные показатели России уже неоднозначны, а реальный темп экономического роста весьма скромен – и даже в нём немалая часть приходится на госпрограммы стимулирования и бурный рост социальных трансфертов (в основном, пенсий). Но ресурсы казны отнюдь не безграничны – и то, что весной сего года реальные зарплаты и реальные располагаемые доходы населения ушли в минус, лишь подтверждает этот печальный факт; окончание программы обмена старых автомобилей на новые тоже сулит серьёзные проблемы и в отрасли, и в показателях обрабатывающего сектора в целом. Прочие сферы экономики тоже неоднозначны – а если в мире начнётся новая фаза спада (бюджеты и долговые рынки уже на пределе напряжения), то не миновать её и нам. Фундаментальные основы российского общества в целом плохи: демографические показатели ужасны, а системные стабилизаторы активно деградируют. В таких условиях новый спад в экономике очень опасен; неготовность власти к этому сценарию вкупе с общей её некомпетентностью и коррумпированностью значительно усилят негативный эффект. Поэтому в целом мы настроены пессимистично.

Авторы: Сергей Егишянц, Александр Потавин